Светлана Алексиевич: «Несчастна страна, которой нужны герои»

О 2020-м и эмиграции

— В 2020 году беларусы поднялись против диктатуры, была попытка революции. Но все-таки Лукашенко смог победить нас, потому что ему помогала Россия. И я была, как у нас до сих пор еще говорят, интеллигенцией, которая была вместе с народом, — вспоминает Алексиевич. — Даже <была> в Координационном Совете.

Было видно, как вдоль моего дома шли сотни тысяч людей.

Было ощущение, что это какой-то другой мой народ, такого я не знала. Мне казалось, что он никогда не поднимется. А он поднялся.

Это было очень сильное чувство. А когда на следующий день я оказалась в толпе этих людей — это было одно из сильных чувств, которое я испытала.

Я испытывала тогда надежду, хотя теперь ясно, какими мы были романтиками. Начали арестовывать членов КС, и стали звонить мне в дверь. Об этом узнали дипломаты. Они потом все (около 20 человек) ночью вместе с женами дежурили у меня две недели. Стало ясно, что мне надо уезжать, со мной ехала заместитель немецкого посла. И только благодаря ей, я думаю, удалось перейти границу. Нас держали там около часа.

Мне почти ничего не удалось с собой взять. Не думала, что уеду так надолго. Я была в первой эмиграции, когда только Лукашенко пришел к власти, 10 лет. Мне казалось, что больше я уже не смогу жить не в Беларуси.

Я сейчас не чувствую себя одиноко. Есть работа, встречи, музыка, природа. Есть много вещей, которые могут помогать, но есть и много вещей, без которых трудно жить. Долго объяснять, но можно вместить в одно слово — Беларусь. Очень красивая страна. И мне нравятся наши люди.

Об идее героизма

— Я считаю, что пора бы пересмотреть идею героизма. Во всяком случае в том виде, в котором она существует в нашей культуре. Например, многие наши политзаключенные должны подписать прошение о помиловании, они отказываются это делать, находясь в ловушке героизма, которая у нас всегда была.

Я считаю, что жизнь выше этой бумажки, выше прошения у диктатора. Надо остаться живым. Выйти к детям, любимым женщинам… Я считаю, что жизнь выше всего.

Я не хочу забрать какой-то символизм у людей, которых называют героями. Но несчастна страна, которой нужны герои. Я хочу, чтобы они были героями, но живыми.

Писательницу спросили, как она относится к поступку Николая Статкевича, который отказался уезжать из Беларуси, когда его освободили из заключения и пытались принудительно депортировать.

— Поступок Николая Статкевича — это опять к теории героизма. Это его взгляд на жизнь, его форма сопротивления. Это сильный красивый человек. Но мне бы хотелось, чтобы он был живой.

О том, как писала книгу, посвященную аварии на Чернобыльской АЭС

— Даже там, где жили мои родители, мать начала слепнуть, и я ее забрала с тех мест. Это были радиоактивные деревни. Так что все это было и со мной.

Когда я ездила и разговаривала с людьми, они же жили там, в этой зоне. И я была с ними. Когда они угощали, я ела.

Я не могла, как это делали западные журналисты, послушать все эти страшные рассказы, а потом, когда приглашают к столу, есть свой бутерброд. Я воспитана в другой культуре. Это был риск. Потом я заболела. Но что сделаешь, надо платить за многое.